Они поплелись за Шелегедой. Сбоку возникла маленькая атлетическая фигура бригадира со второго невода. Он тоже взвалил мешок на спину и тяжело ступал по хрустящему песку. Они сошлись.
— Сдай! — прохрипел он им. Глаза его налились кровью.
«А ему смерть как тяжело, — подумал Савелий. — Зачем он так?..»
Еще двое или трое отважились в одиночку таскать балласт. Когда по обоим бортам кунгаса уложили двадцать мешков, Шелегеда пропустил вдоль каждого ряда канат и закрепил за первыми мешками, а с кормы оба конца накрепко связал и оставил от узла длинный фал.
— На каждый борт по шесть человек, — скомандовал он. — Эй, на катере, приготовсь!
— Слушай сюда, — кричал в волнении инженер и нервно шевелил усами. — Следите за моим флагом. Как только опущу, по счету «два» одновременно толкайте мешки. Как поняли?
Катер сдернул кунгас и потащил в море.
Возле бочки-поплавка в маленькой лодчонке покачивался Анимподист Дьячков. Круглолицый, смуглый, с жесткой смоляной челкой из-под вязаной шапочки, с раскосыми хитрыми глазами. Ему всегда поручали крепление растяжек и невода. Это и понятно. Анимподист слыл мастером вязания морских узлов. А именно здесь и нужен был самый крепкий и надежный узел. Или взять натяжку дели на Центральный. Тоже ответственно, ведь вдоль Центрального идет кета. А установка «секреток» в самом неводе? Это, если можно так сказать, святая святых невода: через «секретку» рыба попадает в садок, а из «секретки» она никак не должна уйти. У Дьячкова брака в работе не случалось.
С кунгаса бросили фал. Анимподист выплюнул сигарету и с неожиданной ловкостью, никак не вязавшейся с его грузной неповоротливой фигурой, пропустил несколько раз канат вокруг скобы, приваренной к бочке, сделал шесть или семь свободных узлов — будто заплел косу, потом закрутил ее в трех местах каболкой — промасленным шпагатом.
— Давай! — махнул небрежно Дьячков в пространство и, сунув в рот сигарету, опять неподвижно замер в своей лодчонке.
До берега метров двести. Савелий разглядел, что там начали загружать второй кунгас — тот, что ремонтировали они с Геной Антонишиным.
— Зря не остались, — сказал ему Савелий, — расколотят борта нашего кунгаса. Вишь, бухают как…
— Где ты видишь наш кунгас? — вгляделся в берег Гена и смахнул со лба капли пота. — Протри очки — наш стоит справа. У нашего нос ниже.
Савелий протер очки.
— Да сам ты ни черта не видишь! Наш, говорю, загружают…
Доспорить они не успели. Фал, за который было закреплено двадцать мешков, натянулся, вспорол бугристую поверхность воды и, хлестанув по ней пару раз, завис в воздухе. Взревел и забуксовал на месте катер, выдавливая из-под себя бурлящие валуны пенной воды. Шелегеда поднялся во весь рост и, следя за флажком инженера, помахивал раскинутыми руками — правее, левее, еще чуть-чуть… Савелий ухватился за свой мешок и напряженно смотрел на руки бригадира. Вот они резко упали вниз…
— Раз, два. Поше-ел!
Рыбаки враз приподняли мешки, перевалили их на попа. Еще какое-то мгновение мешки держались на ребре бортов, потом медленно бухнули. Кунгас облегченно подпрыгнул. Два глухих взрыва одновременно, словно две торпеды, ударили под борта кунгаса — он вздрогнул, взлетел как-то боком вверх и потом плашмя опустился на бугры воды. Кто поопытнее, тот присел, вжался в борт. А Савелий, Гена и еще несколько человек, разинув рты, уставились на воду. Некоторые даже наклонились за борт, чтобы лучше разглядеть момент погружения мешков. Как и следовало ожидать, салаг окатило с ног до головы ледяной водой, причем дважды: сначала с одного борта, потом с другого.
Но никто не расстроился. Всем вдруг сделалось весело, и даже мрачноватый Шелегеда не мог сдержать улыбки.
Катер тем временем развернулся и потащил всех к берегу.
Савелий ошибся — загружали не их кунгас. Тот еще ждал своей очереди.
— Молодцы! — сказал Николай Захарович Шелегеде. — Смотри, дорогой, Центральный у тебя — будто кто нитку натянул, а?
Снова взялись за носилки.
Непрерывно хотелось пить, но нельзя — пот смывал комариную мазь. Савелию вдруг показалось, что мешки стали вроде бы полегче. Вначале он принял это за «второе дыхание», но нет — просто они переместились на участок, где набивали мешки те двое пижонов. Оба, впрочем, работали здесь же, и даже тогда, когда стали загружать самый дальний кунгас, предпочли остаться на своем участке. Половинчатые мешки таскать одно удовольствие: идешь неторопливо, покачиваешься в такт носилкам, покуриваешь…
— Где же это вы таких малышек нашли? — искренне удивился парень в морском бушлате, с массивной нижней челюстью. — Он ткнул пальцем в мешок, словно проверяя, что в нем, потом весело посмотрел на Савелия и Гену. — Ребята, возьмите меня к себе в компанию, я вижу, с вами не пропадешь.
— Ладно, ладно, захлопни челюсть, а то отвалится, — буркнул вмиг покрасневший Гена.
— Как хотите! — не обиделся парень и, взвалив на самую шею мешок, затопал, покряхтывая, к трапу.
К «малышкам» они больше не прикоснулись.
— А ну, подсоби-ка! — решительно потребовал Гена и ухватился за мешок.
— Гляди, гладиатор, надорвешься, — предупредил Савелий.
— Давай, давай…
Гена надул щеки и, вытаращив глаза, рванул мешок на себя. Савелий помог снизу.
— Да куда ты на шею? Сломаешь! — прохрипел Гена. — Во, теперь ладно…
— Брось! — взмолился Савелий. — Зачем тебе это, брось, а…
Но Гена ничего не ответил, сделал первый шаг. Савелий тоже, словно погонщик возле навьюченного осла.