— Может, на следующую путину соберемся? — предложил Савелий. — Опыт, так сказать, да и сработались, притерлись.
Шелегеда положил ему руку на плечо:
— Запомни, сынок: редко кто из вашего брата сезонника приходит на путину второй раз подряд. Открою вам один секрет — если уж решили заработать, подрядитесь горторгу собирать грибы. Дело верное и не пыльное.
— А сам чего же?
— Сам? — Шелегеда посмотрел вдаль, где, словно аисты, застыли стрелы портальных кранов морского порта. — Бабье это дело, грибы…
— Точно. Старатели — во где гребут! — ляпнул Савелий.
— Чего это тебя, Савелий, на деньги потянуло? — не выдержал Антонишин. — Зачем они тебе, холостяку?
— Жадность обыкновенная, — равнодушно сказал Шелегеда. — Когда их нет, вроде бы так и надо. Стоит появиться — давай еще, еще… По себе знаю. У старателей один мой кореш уже пробовал лопатой грести. Дурачок! Это не рыбалка: там все четко — есть, нет металл, а вкалывать надо от и до. И не один сезон, и не два — если уж ты решил заработать… — Шелегеда смерил взглядом Савелия и усмехнулся. — Там, сынок, гладиаторы нужны не в засушенном виде. Да чтоб карман оттопыривался от всяких корочек — прав и дипломов на все случаи жизни. Так что не рыпайся, а преспокойненько щелкай себе «Салютом».
Шелегеда нервничал, и причиной этому был несчастный случай с Витьком. Жаль парня, да теперь хоть кричи — ничем нельзя помочь.
Неожиданно подкатил колхозный «газик».
— Ищу вас, рыбаки, — крикнул шофер в полуоткрытую дверцу. — Всем к Чакварии. Срочное дело! — Машина обдала стоящих пылью и умчалась дальше.
— Что еще за дело? — недовольно процедил совсем уже злой Шелегеда. — Пошли.
— Может, расчет получить? — наивно предположил Савелий.
— Держи карман шире! За расчетом успеешь пооббивать пороги бухгалтерии — там не любят спешить.
Чаквария усадил всех шестерых, расспросил о здоровье, настроении.
— Да не тяни за душу, инженер, — не выдержал бригадир.
Чаквария протяжно вздохнул, тронул усы:
— Сегодня на рассвете начался третий ход кеты.
— Ну и что? Мы свое дали.
— Не буду вас агитировать, ребята. Тем более вас, — он кивнул сезонникам. — Но просьба ко всем шестерым. На втором неводе завал, людей не хватает, а до плана еще — ой-е-ей! Если поможем им, тогда они, освободившись, вытянут третью бригаду. Конечно, ребята, я понимаю — отпуск, планы, все такое прочее. Не настаиваю, но где взять опытных рыбаков — ума не приложу. Конец лета, все сейчас брошены на подготовку жилья к зиме, строительство кораля.
Чаквария вытер лицо и уставился в лежавшую на краю стола пепельницу. Все молчали. Первым заговорил Анимподист:
— Втроем управимся, чего там. Сезонники пусть гуляют, они не наши, не имеем права их задерживать.
— А какое право имеешь ты говорить за меня? — взорвался Шелегеда. — Меня, может, наизнанку выворачивает от этой путины. Может, я невода видеть даже не хочу. Я завязал — хватит! На веки вечные! Чтоб меня еще раз на путину — не-е-т…
— Тише, тише, товарищи! Не горячитесь.
Приподнялся Омельчук:
— Николай Захарович, извините, нам можно идти? Вы уж тут сами. Все свои, так сказать. А мы, как тут было сказано, чужие…
Лицо Шелегеды побледнело. Не поднимая глаз, он раздельно произнес:
— Дорогой товарищ Омельчук, насколько я понимаю, ты еще числишься в моей бригаде. Пока еще тебя никто не отпускал. Как решим, так и будет!
Омельчук обиженно пожал плечами:
— Сами же сказали. Я молчу — решайте.
Анимподист поднял руку, требуя внимания:
— Не базарьте вы, ради бога! Шелегеда просил говорить каждому за себя. Пожалуйста. Я лично не хочу позора на свою голову. Да меня в колхозе перестанут уважать. Такого нельзя придумать, чтобы Дьячков не помог Татаринову или Генерозову. Как мне потом им в глаза смотреть?
Шелегеда взорвался:
— А я? Я, ты думаешь, людям смотрю в задницу? Ладно, — он рубанул воздух рукой. — Как будем делить деньги?
— А никак, — просто ответил Чаквария. — Помочь сделать ребятам план — это равносильно помочь им заработать, как заработали вы.
— Ну дела-а, — протянул Шелегеда. — Интересно, стал бы мне на таких условиях помогать тот же Татаринов?
— Ты что, забыл? Они же вернули квитанции за снятый в твоем неводе улов.
— О Генерозове речи нет. Это человек, каких еще поискать! Вот ему я готов пахать день и ночь. Он, а никто другой, помогал мне хибару строить, печь сложил…
— А если бы не помог, не сложил печь?
Шелегеда на мгновение задумался, мотнул головой:
— Все равно бы ему не отказал.
— Вот так и надо относиться к каждому, как ты к Генерозову, как Генерозов ко всем людям, — произнес Чаквария.
— Далеко еще до этого.
Шелегеда в раздумье барабанил пальцами по столу. С самого начала, когда Чаквария заговорил о помощи, он понял, что от этого никуда не денешься, — помогать придется. События минувшей путины связали — хотели они этого или не хотели — все три бригады. И это не могло не отразиться на внутренней борьбе, которая происходила все эти дни в Шелегеде. Но в нем еще не выбродило то единственное ощущение восприятия окружающего мира, которое ломает даже давно сформированный характер, открывает новые душевные горизонты и глубины. Он вдруг спросил:
— Да, что там у Татаринова с катером? Слышал, муфта полетела? — Он умолк, потом добавил: — Может, наш БМК понадобится? Как, Слава?
Фиалетов потер ухо:
— Наш-то тоже не шибко. Коробку надо перебрать, то да се…
— Не прибедняйся, старина. Катер у тебя как дамские часики.