Деньги за путину - Страница 59

— Конечно. Ведь они лежали в вечной мерзлоте.

— Пригласи, Подя, к себе в гости. Сфотографировать бы твоего отца.

— Приходи. Мы гостям всегда рады.

— Люди были! — произносил из угла Слава Фиалетов.

Он перешел ночевать в палатку, на катере стало спать холодно. С собой Слава всегда прихватывал инструмент и целыми вечерами возился с какими-то электроприборами.

— Люди были! На Балтике я ходил механиком по гидравлике. А теплоход наш носил имя погибшего в войну капитана. А потом оказалось, что он живой. В плену был, бежал… Но он не знал, что его имя на теплоходе. А потом приехал. Встречали как! Э-эх, уеду я на Балтику.

Витек повесил на стену плакат с дорожными знаками и каждое утро приставал к Савелию, чтобы тот его проэкзаменовал. Сам он закрывал глаза. Экзаменовать принималась вся бригада.

Заканчивалось это обычно свалкой, так как Витек не выдерживал и приоткрывал один глаз — подсматривал. На него набрасывались с подушками, заматывали лицо полотенцем, да еще и связывали по рукам и ногам.

В рамах всегда есть небольшой запас свежих кетин. Для ихтиологов. В ночные дежурства повадился на них Корецкий. Рисковое дело. Сноровка нужна: и чтобы удержаться самому во время болтанки на скользкой доске, и нашарить по плечо в воде самку с икрой. Обычно ее различают по тупому носу, короткой верхней губе. А как на ощупь? Освоил Корецкий и эту премудрость, доступную лишь очень старым и опытным рыбакам. У самок предхвостье обычно несколько удлинено, переход к плавникам мягче, нежнее. Когда подошло очередное дежурство Корецкого, Шелегеда хлопнул его по плечу:

— С сегодняшней ночи будешь работать на меня. Добычу пополам.

— Как так? — побледнел Корецкий. — Я у тебя в ливрейные не записывался.

— А на всякий случай, чтоб потом у следователя не оправдывались: мол, бригадир тоже икорку готовил… Понял?

— Ну уж это слишком! — со свистом втянул воздух Корецкий. — Ну уж нет! Я до этого еще не дошел. Видал, а? Икру ему подавай…

Голос бригадира понизился до шепота:

— И больше чтоб на раме я тебя не видел. Понял?

Спустя несколько дней, за ужином, Корецкий достал из рюкзака полиэтиленовый мешочек с икрой, протянул Шелегеде.

— На, Бугор Иванович, держи взяточку.

Стол замер.

Шелегеда схватил мешочек, деланно хохотнул:

— Вот это забота! Учитесь. А ну, глянем, что за взяточка. — Он вывалил немного икры в чашку, поднес на свет, зачем-то поковырял вилкой, понюхал и сморщился.

— Чего нюхаешь? Чего нюхаешь? — не выдержал Корецкий. — Все по науке: семнадцать минут держал, тузлук нормальный…

— А я ничего. — Бригадир глянул куда-то поверх Тома, побледнел. — Если бы мы сдавали государству такую продукцию, давно бы здесь никого не было. Грязно! Икру делать — не огурцы солить. Можешь выбросить псу под хвост. — С этими словами он швырнул мешочек в открытую дверь.

Корецкий приподнялся, схватился за рукоятку ножа:

— Это… это, ты меня еще вспомнишь. Ты… попомнишь. — Он метнулся из палатки.

— Собирать, видно, пошел, — зевая, проговорил Анимподист. — Может, поможем, сделаем доброе дело человеку? Впрочем, не. — Он громко зевнул. — Лично я спать.

Равтытагин закрыл собрание

Очередное партийное собрание колхоза «Товарищ» приурочили к слету оленеводов — передовиков социалистического соревнования. Так что кворум в любом случае был обеспечен. Вообще в летнее время редко удавалось собрать две трети коммунистов. Да что собрание — само село на этот период замирало: кто рыбачил, кто помогал пастухам в тундре, кто отдыхал на «материке», ребятишки разъезжались по пионерским лагерям. Оставалась старики да малые дети.

Парторга Василия Александровича Равтытагина радовала передышка на неводах. Значит, без ущерба производству можно пригласить и всех колхозных рыбаков-коммунистов.

Дьячков заскочил домой переодеться. Отец его уже собрался. Анимподист сунул роман Рытхэу на полку с книгами:

— О тебе там написано. Почитал бы…

— Глаза болят, — сказал старик. Он был одним из старейших коммунистов округа, помнил расстрел членов первого Ревкома Чукотки, а спустя полвека принял участие в их перезахоронении на высоком берегу лимана, нес Красное знамя окружной партийной организации.

Они сели вместе в первом ряду — у старика уже начал сдавать слух. Коренные тундровики отличались темным загаром лица, одеждой. Иные пришли в легких замшевых кухлянках. А молодой пастух Оттой подпоясал новые брюки походным широким ремнем, на котором болталось немалое количество разных необходимых в кочевой жизни предметов. Нож, самодельная ложка из мамонтовой кости, кусочек наждачного камня, наперсток в чехольчике, бронзовая трубочка с иглами и… древняя праща — чукотская рогатка. Анимподист улыбнулся, вспомнив, как в детстве Оттой вышиб двойные стекла магазина и чуть не переморозил продукты. Некоторые пастухи до сих пор не расстаются с этим атрибутом старины — отпугивающее средство при встрече с крупными хищниками: камень, пущенный из рогатки, рождает характерный шелестящий звук…

Как обычно, у окна сел молодой пастух Векет. Один из немногих тундровиков, он носил большие модные очки, купленные в Болгарии. На оправу их не раз покушались энмыграновские модницы. Векет был влюблен в кинодело. Однажды в местной школе-интернате он показал любительский фильм об оленеводах, чьи дети всю зиму жили и учились в поселке. Что в зале творилось! Ребята узнавали своих родных, тундру, яранги, оленей… Пришлось Векету подарить ленту школе.