Пять лет Шелегеда рыбачит в колхозе, и все пять лет его невод стоит на Сизой бухточке, что у самого города. Еще не было случая, чтобы Шелегеда не давал плана. «Весь в передовиках ходит», — с завистливой ухмылкой говорят иные колхозные рыбаки. За эти годы даже маленько пообнаглел: выслушать — выслушает, а сделает по-своему.
Сам Григорий Шелегеда находился в тундре и узнал о решении правления колхоза перед самой путиной. А то бы воспротивился — его не перешибить. Но знал это и хитромудрый Чаквария. Ничего, побесится-побесится, а менять место лова поздно. Знал Чаквария и другое: если Шелегеда возьмется — толк будет!
Как только сошел лед и окончательно расплавились забереги, от колхозного причала отошла флотилия кунгасов и катеров. Тридцать новоиспеченных рыбаков отправлялись к местам лова. Пока они еще не были разбиты на бригады, пока им предстояло совместными усилиями соорудить все три невода. Это уж потом Чаквария достанет свою заветную книжечку и распределит ребят по бригадам. Не проще ли сразу набирать побригадно? Проще, если бы не маленькое «но». В промысловом деле еще крепко живуче соперничество, иными словами — ревность к условиям, которые выпадают соседу и которые всегда кажутся по какой-то странной логике намного лучше, чем у другого. Вот поначалу и делается все сообща, чтобы не было преднамеренной небрежности. Лишь бригадиры заранее знают отведенные им места лова.
Шелегеда хмуро оглядел пологий берег, залом плавника, хотел было испить ручьевой водицы, но отчего-то передумал. Его широкие ноздри чутко ловили все запахи, исходящие от прохладных струй реки. Словно осторожное животное, он внюхивался в пространство, как бы не доверяя своим зорким глазам. Хм, место ухватистое, ничего не скажешь. Приноровиться — будешь черпать рыбу от зари до зари. Только пусть начнут другие. Хватит ему рвать пуп и прокладывать след. Да и не с такой «кадрой», какая набралась в этом сезоне. Шелегеда все же выведал у Чакварии о своих рыбаках. Он нашел в толпе долговязого парня с тонкой шеей и в огромных очках на кончике носа. Вот они нынче какие пошли, кадры! Да-а, с такими ли, осваивать эти места? Рядом с очкариком угрюмо крутил шеей широкоплечий здоровяк. Этот еще куда, но Шелегеда его помнил, когда он ремонтировал кунгас — топора в руке держать не умеет. Третьего парня — в пляжной кепке — Шелегеда сразу окрестил Пижоном. Вон тот, в морской тельняшке — морячок — Шелегеде положительно нравился, хотя он чуял: беды с ним не оберешься. О двух других рыбаках Шелегеда пока ничего не знал. Его, однако, успокаивало, что и нынче, как и все пять лет, замом опять будет Анимподист Дьячков — коренной поречанин, колхозник. Капитаном буксирского катера Слава Фиалетов — классный механик, но вечно во всем сомневающийся, а потому беспредельно нерешительный человек.
Шелегеда первым спрыгнул на берег. Пока скинули кипы пустых мешков, лопаты, связки веревок, он уже принял решение. А когда Шелегеда принимает решение, скулы на его лице кажутся острее, уголки губ опускаются вниз, глаза сужаются, и свет их, будто луч фонарика, становится ярче, пронзительнее. Это состояние в Шелегеде отметил Анимподист Дьячков — правая его рука. Только он и посмел подойти, заглянуть в лицо.
— Ай-яй-яй, бригадир! Не нравится, стало быть, а? Чего молчишь? Командуй людям: насыпать мешки или как?
Шелегеда долго не отвечал, будто впервые видел своего зама. Потом разжал губы:
— Насыпать. Все как полагается.
— И невод, что ли, будем ставить? — подчеркнуто недоверчиво спросил Дьячков.
— Будем. Как полагается.
— Это хорошо, коли так. Нет плохих мест — есть плохие рыбаки. Значит, будем ловить здесь? — опять напирал Дьячков, нутром чувствуя неладное.
— Посмотрим.
Анимподист отшатнулся. Кто-кто, а он-то хорошо знал, что такое насыпать, перетаскать на кунгасы и сбросить в море восемьсот мешков с гравием.
— Гляди, Гриша, надорвешься. — Анимподист поправил ремень и пыхнул сигаретой. — Ты — не они, — он кивнул на ребят. — Они пришли и ушли. А ты наш. В Энмыгране только подумаешь о чем-то, а уже всему селу известно. Трудно будет, ей-ей!
Шелегеда усмехнулся, схватил Дьячкова за ремень, притянул к себе, дурашливо заговорил:
— Подя! Спокойно! Скажи, когда Шелегеда дураковал? Не валяю я дурака. Будем и ставить невод, и ловить рыбку будем. И будет, как всегда, у нас с тобой план.
Он шутливо оттолкнул Анимподиста, оглянулся и закричал:
— Пошевеливайся, ребята! Чтоб к вечеру все восемьсот мешков были.
Дьячков циркнул сигаретой: нет, не нравится ему дурашливость в бригадире. Чего он нервничает, суетится? Новое место? Ну и черт с ним! Сколько их, этих мест, будет в жизни! Да и слава богу, Сизая бухта, где они ловили все эти годы, порядком Дьячкову надоела. Шумно там, город близок, всякого люду полно. А здесь — благодать. Воздух даже иной. Он снова посмотрел на хмурое лицо Шелегеды и, озадаченный, подошел к кипе мешков. Возле нее стоял с растерянным видом долговязый парень — со странной фамилией Водичка — и враждебно оглядывал мешки. Слова бригадира насчет восьмисот мешков он принял за шутку. Разве можно столько насыпать за день?
Но Гена Антонишин, его дружок, уже взялся за лопату. В первый мешок вошло почти двадцать пять широченных совковых лопат. Потом они толстым канатом перетянули его по разу вдоль и поперек, посредине сделали большой узел. Попробовали приподнять — «готовая продукция» еле сдвинулась с места. Неподалеку от них работал Григорий Шелегеда. Савелий Водичка удивился, с какой быстротой тот орудовал лопатой, крутил мешком, перехлестывая его вязкой.